На их стороне каналы
Михаил Беляков
Говоря об экономических успехах тоталитарных режимов, их сторонники с пылом упоминают ДнепроГЭС, Сталинградский и Челябинский тракторные (на самом деле танковые) заводы, Норильский никелевый комбинат. Менее охотно говорят, например, о Беломоро-Балтийском канале, и не только потому, что он построен с масштабным использованием труда заключенных. Экономические ожидания от введения его в эксплуатацию оказались несколько преувеличенными. И уж совсем сторонники жесткой руки помалкивают о таких затеях, как, например, Трансполярная магистраль (“Мертвая дорога”), где, несмотря на десятки тысяч загубленных подневольных жизней, не удалось достичь адекватных экономических результатов.
Зуд великих проектов — удел всех “эффективных менеджеров”. Петр Первый, например, тоже много чего грандиозного хотел насоздавать помимо своего главного детища — Санкт Петербурга: и Новый Версль, превосходящий по помпезности и роскоши свой французский прототип, и транснациональный суперканал на манер лангедокского. И всё, вроде бы, было: деньги и продовольствие из подданных выколачивались непрестанно, количество подневольных тружеников — солдат и крепостных — измерялось десятками тысяч. Однако на момент окончания своего жизненного пути царь-реформатор понимал, наверно, что “планов громадьё” часто превращается в экономический конфуз, а поговорка “гладко было на бумаге, да забыли про овраги” , — это, в общем-то про него. Сверхактивность великой исторической личности еще не является залогом того, что после его смерти грандиозные замыслы придут к счастливому завершению.
Экономические промахи Петра известны, хотя и не афишируются.
- строительство Петербурга — достижение небесспорное; во-первых, основывать там было нечего, местность была заселена, а вот Северная война ее как раз сильно опустошила, обескровив заодно и соседнюю Финляндию, где в некоторых районах погиб каждый 4-й, (совсем как в Белоруссии во время Второй мировой войны); во-вторых, главная заявленная цель — расширение балтийской торговли — была не достигнута; для провода кораблей из Балтийского моря в Петербург по мелководью пришлось строить Кронштадтский канал, который еще и во времена Екатерины II не вышел на проектную мощность; не секрет, что Петр приплачивал европейским купцам, лишь бы они везли товары через его новую столицу, между тем как естественным образом сформировавшиеся товарные потоки через Архангельск текли своим чередом как до Петра, так и после него;
- новый Версаль получился со второй попытки; начинали строить грандиозный дворец близ Стрельны и успели вложить в его возведение немалые средства, но через несколько лет выяснилось, что эксплуатация запланированных водопроводов и фонтанов может приведет к непоправимому затоплению местности, а самое главное — потребует дополнительных гигантских финансовых вложений; у царя хватило ума перенести строительство в Петергоф, но ресурсов на первоначальном месте было загублено немало;
- создание водных каналов, задуманных Петром, продвигалось с большими трудностями; к строительству Беломоро-Балтийского он так и не решился приступить, а Ладожский…
Пришла пора раскрыть секрет этой статьи: к ее написанию меня подтолкнул старинный текст из дореволюционного “Журнала путей сообщения” именно о строительстве Ладожского канала — воспоминания графа Б.К. Миниха, директора этого замечательного гидросооружения. Так что информация из первых уст.
Бурхард Кристоф, или Христофор Антонович, как его звали в России, Миних — один из поздних соратников Петра. Он поступил на службу к императору уже не излете Северной войны, в 1720 г., успев до этого проявить себя в Европе и как инженер-гидротехник, и как военачальник. Петр, в свою очередь, в те годы всё отчетливее понимал, что “кавалерийским наскоком” страну не модернизируешь. Нужны не просто побывавшие за границей на учебе оболтусы, а действительно образованные, талантливые, опытные инженеры, которые по монаршей воле из ниоткуда не появляются. Предоставим слово самому графу Миниху, очерк которого о строительстве Ладожского канала я прочитал на днях на одном дыхании, несмотря на старую орфографию.
“Вода в Ладожском озере прибывает и убывает непонятным по сие время образом”, — так начинает свой рассказ опытный инженер-гидротехник, и это уже интересно. Во-первых потому, что в этих словах звучит не родное шапкозакидательство, а рациональный и планомерный подход к решению проблемы. Сначала дело нужно всесторонне изучить, возможно даже признать задачу нерешаемой. И лишь с расчетами в руках приступать к осуществлению. Во-вторых, нестабильность Ладожского озера (перепады уровня воды в 2–3 метра в течение десятилетия) интересна с точки зрения альтернативной истории, игнорировать которую в наши дни для историков, по-моему, самоубийственно. Возможно, этот водоем появился совсем недавно, лет за 100 до описываемых событий, “в глухие дни Бориса Годунова”. Нева и Волхов могли быть в обозримом прошлом единой рекой, а значит… Великий Новгород на Волхове можно поискать гораздо ближе к Финскому заливу, чем это принято. Но это я так, в продолжение рассуждений, изложенных в предыдущих моих лонгридах.
Впрочем, небольшое отступление на эту тему не помешает. Почему вообще понадобился Ладожский канал, соединяющий Волхов и Неву вдоль южного берега Ладожского озера? Почему нельзя плавать непосредственно по этому обширному водоему из одной реки в другую? Ответ дает как раз граф Миних в своем очерке: дно озера усеяно крупными камнями, фарватер непредсказуем: “Петр I… принужден был повелеть привозить из Новгорода и других российских провинций рекою Волховом съестные припасы и потребные материалы к построению упомянутых городов <Петербурга, Кронштадта> и Адмиралтейства, но… из барок, на перевозку употребляемых, ежегодно… почти третья часть на Ладожском озере пропадала”. (Интересно, а у купцов летописного Великого Новгорода тоже были такие серьезные логистические проблемы?)
Не значит ли это, что под поверхностью Ладожского озера скрываются недавняя суша и русло, соединяющее Волхов с Невой? Миних пишет, что старожилы указывали ему места старинных прибрежных рыбных промыслов, находившиеся очень далеко от тогдашней береговой линии, т.е. озеро совсем незадолго до 1720-х гг. было гораздо меньше. Оно могло образоваться, например, из стремительно растаявшего ледника… Прошу извинить за альтернативные версии и считать их не более чем “гимнастикой ума”. Возвращаюсь к добросовестному пересказу статьи графа Миниха, т.е. переводу этого текста на современный русский язык.
Ладожский канал был для Петра I по важности на третьем месте после строительства Петербурга и Кронштадта, пишет граф. Для финансирования этого строительства был учрежден особый единовременный сбор — с каждой семьи по 70 копеек (здесь я немного упростил, детали можно посмотреть в источнике).
Стройку начали 22 марта 1719 г., причем Петр, по своему обыкновению, лично загрузил лопатой, отвез и высыпал в основание будущей плотины первые несколько тачек земли.
Поначалу за строительство взялись “гражданские” подрядчики Мелентий Озеров, Яков Попов и Герасим Олтухов. За каждую кубическую сажень вынутого грунта они запросили по 1 руб. 50 коп., выторговав себе, кроме того, право беспошлинно продавать на стройке продовольствие и выпивку. До 1720 г. они выполняли контракт собственными силами, наняв вольных работников, но, истратив задаток в 50 тыс. руб., стали требовать дополнительного финансирования. Это повторилось и 1721, и в 1722, и в 1723 гг. При этом работа была, по словам Миниха, “худо отправляема”. Пришлось подключать государственный ресурс. В это время очень кстати закончилась Северная война, высвободив десятки тысяч солдат. Они-то и пополнили ряды строителей Ладожского канала. В 1721 г. Петр направил туда 15 тыс. казаков и 12 тыс. драгун. В 1722 г. император, несмотря на поход в Персию, выделил для этого проекта еще несколько полков, доведя в итоге количество занятых на Ладожском озере солдат почти до 40 тысяч.
Здесь Миних впадает в небезынтересные рассуждения о том, что это хорошо — использовать солдатский труд для целей государственной экономики. Мол, Петр такое практиковал еще во времена Азовских походов, возлагая на служивых заботы по возведению крепостей после отвоевывания укреплений у турок. “Император, будучи сам неутомим, знал, что труды делают солдата здоровым и крепким, а праздность слабым, ленивым и неспособным… В нынешние времена инако рассуждают, утверждая, что работа не только не дозволяет наблюдать чистоту солдату, но и препятствует в проворности, производя в нем неспособность действовать орудием”. Апологетика нецелевого использования бесплатного солдатского труда, не угасшая до сих пор.
В марте 1724 г. Миних, только что назначенный директором стройки, запросил у правительства еще 16 тыс. пехотинцев. Правда, прибыло только 5 тысяч, но этот недостаток он восполнил “бурлаками”. Так тогда называли “беспашпортных, но крепких и к работе сродных людей, которые приходили в великом множестве, чтобы отыскать себе на канале пропитание”. Нанимались они на эту стройку не от великой любви к экономическому экстриму, а потому, что незадолго до этого Петр, в связи с Персидским походом, в очередной раз обобрал население, отняв “ужасное множество съестных припасов от Волги к Астрахани, отчего многие российские провинции бедность претерпевали”. Знакомый способ: искусственно (искусно?) созданные трудности порождают в избытке искомую дешевую рабочую силу.
Интересно, что ни крепостные работники, ни заключенные среди строителей Ладожского канала не упоминаются. Труд бурлаков оплачивался по разумным расценкам. Кстати, одной из причин, по которой Петр отказал себе в удовольствии затеять строительство еще одного грандиозного канала — Беломоро-Балтийского — было понимание того, что денег на оплату работ не хватит. Вот чудак человек: в XX веке любители прогресса решили вообще не платить, только вот канал, даже в своем законченном виде, оказался не таким уж и полезным…
Абзацем выше было упомянуто, что Миних не сразу стал руководителем строительства Ладожского канала. Поначалу эту должность занимал генерал-майор Писарев, против непрофессионально составленного проекта которого наш граф резко протестовал. Свои соображения и предупреждение о том, что ошибка дорого обойдется казне, Миних и его единомышленники отправили царю и в Сенат в письменном виде, после чего заняли выжидательную позицию.
Писарев принял критику в штыки, нажаловался на Миниха Петру, который, однако, оперативно отреагировать не смог, поскольку отбыл в Персидский поход. Вернувшись с войны, царь решил лично разобраться в трудностях строительства Ладожского канала и отправился “на местность”, захватив с собой Миниха. Ожидания графа оправдались: работы были выполнены из рук вон плохо. Подрядчики накопали каких-то неровных ям, расположенных к тому же ничем не оправданными излучинами. Специалисту было понятно, что бюджет истрачен впустую, и всё придется переделывать заново.
Писарев тоже сообразил, что дело плохо, и всячески старался убедить измотанного походом государя, который, к тому же, заразился в Персии какой-то южной болезнью и действительно плохо себя чувствовал, прекратить инспекцию и вернуться в Петербург. Петр, однако, решил осмотреть всю стройку, и осмотр этот произвел на него удручающее впечатление. Царь отстранил Писарева от руководства строительством Ладожского канала со словами “Ты истинно бездельник”. На освободившуюся вакансию 13 января 1724 г. заступил граф Миних.
Приехав на канал в качестве директора зимой 1724 г., новый директор первым делом озаботился организацией дороги вдоль всей протяженности стройки, чтобы, как он пишет, государь мог инспектировать работы, разъезжая в двуколке (каретами Петр не пользовался). Пришлось предусмотреть на этом пути множество мостов через реки и болота. Впрочем, названная графом причина устройства этой трассы — не более чем письменный реверанс в адрес монарха. Она, конечно же, использовалась в первую очередь и для доставки материалов и продовольствия.
Далее Миниху предстояло навести порядок в выплатах денежного довольствия и обустройстве быта работников, которые, как всегда бывало на таких объектах, болели и умирали в ужасных количествах. Особенно плохо себя чувствовали казаки, которые, в добавок к физическим страданиям, испытывали еще и сильную тоску по родным южным краям. Картина была жуткая. “Мертвые тела все погребены были в плотине канала… Вся плотина на первых 13 верстах не что иное было, как кладбище… Сверх того всеобщее было мнение, что казармы казацкие заражены были моровой язвой”.
Граф приказал кладбище уничтожить, чтобы оно не отравляло грунтовые воды трупным ядом, заразные казармы сжечь, а новые поставить на сухих высоких местах, “чтобы работники могли пользоваться водою Ладожского озера, которая одна из лучших в Европе находящихся вод для здоровья человека”.
Заработную плату с приходом Миниха стали платить еженедельно, по субботам, “от чего все работали охотно и весело”. Аккуратными стали и платежи поставщикам за материалы, чего раньше не было. Довольные купцы стали снижать цены.
Для обеспечения работников доступным продовольствием граф приказал призвать на стройку как можно больше маркитантов, чтобы держались низкие цены и на продукты питания, а хлеба велел выпекать столько, чтобы всем солдатам и бурлакам хватало вволю. Надежное материальное обеспечение привлекло на канал еще 7 тысяч бурлаков, подключившихся к работе со свежими силами, но Миних предвидел, что это на первых порах все они бодры и веселы, что сырой и холодный климат неизбежно повлечет болезни. Были построены несколько госпиталей из расчета 100 больных на батальон ежесуточно.
Граф действительно вдохнул в петрову затею на Ладожском озере новую жизнь. Он упорно исправлял грубые просчеты своих предшественников. Березовый фашинник (связки прутьев и тонких стволов), которым были укреплены берега каналов, он приказал изъять и заменить более подходящим (видимо, ивовым), несмотря на то, что годный материал пришлось возить на телегах за много верст с Волхова. Хотя березок можно было нарубить прямо близ места строительства, их древесина нестойка к влаге, разлагается за считанные годы. Это только новгородские берестяные грамоты в “уникальной почве” по 600–700 лет в сохранности лежат…
Граф приказал углубить уже вырытые каналы, несмотря на то, что копать нужно было там, “где ни деревянная, ниже железная лопатка служить не могли, и где ломами только землю разбивать можно было”. Замечание для альернативщиков: похоже, они докопались до мерзлоты, которая тогда еще не вполне оттаяла в районе Ладожского озера. Далее, были проведены технологические кюветы, вдоль которых установлены “выливательные машины”. Благодаря этому люди стали работать не по пояс или даже по колено в воде, а в более-менее сухих котлованах.
При директорстве Писарева маршрут канала был разбит на участки, где землю изымали одновременно, т.е. получалась пунктирная линия из ямы. Миних приказал рыть сплошную траншею сразу начисто, т.е. нужной ширины и глубины, установив твердые расценки за извлеченную кубическую сажень грунта и удобное нормирование труда. Он также оснастил стройку досчатыми лестницами, по которым удобно было возить тачки, а также специальными подъемами для извлечения с глубины больших камней. “Бурлаки, работая, скакали и плясали”, — не без удовлетворения пишет граф, а лестницы получились столь крепкими, что их использовали до самого Шлиссельбурга.
Одним из препятствий стал слой дикого камня под поверхностью болот. Некоторые валуны были столь огромны, что вытаскивать их удавалось лишь по частям, разрушая с помощью поочередного нагрева и охлаждения. Эти камни пригодились в дальнейшем для укрепления берегов канала. Изъятую землю использовали для отсыпки дороги и укрепления плотины. Чтобы последнюю не размыло вешними водами, был прорыт вспомогательный отводной канал.
Все эти новшества произвели самое благоприятное впечатление на царя Петра, когда он в октябре 1724 г. проездом посетил стройку по дороге в Старую Руссу. Участок канала, построенный Минихом, был отделен от работы предшественника перемычкой. Он разительно отличался в лучшую сторону и вполне соответствовал высоким европейским стандартам тогдашнего каналостроения и, что важнее, ожиданиям государя. Петр как всегда решил лично поучаствовать в разрушении одной из перемычек, чтобы пустить воду в готовое искусственное русло: “по утру в 9 часов повелел подать себе лопатку, а мне другую, и, начав копать землю, во весь голос произнес следующие слова: “Дай Бог добрый час””.
Неугомонный Миних, пользуясь случаем, предложил остановившемуся в его доме императору проекты по преодолению невских порогов, совершенствованию Кронштадского и Балтийского портов. Петр был очень доволен, и выдал Миниху полный карт-бланш на дальнейшее проведение работ на Ладожском озере. На обратном пути из Старой Руссы царь еще раз прокатился по нескольким милям готового канала на любимом буере и повторил, что “никогда не видел строение, которое бы порядочнее управляемо было”.
Воодушевленный Петр приблизил Миниха к себе, сказав, что благоприятные впечатления от посещения Ладожского канала исцелили его от хворобы, которой он заразился в Персидском походе. С помощью графа, которому вскоре было присвоено звание полного генерала, царь планировал осуществить свою давнюю мечту — провести водный путь от Балтики с выходом в “в Головинском саду” (ныне Лефортовский парк недалеко от центра Москвы).
Планировалось, что первые плоты и барки можно будет проводить по каналу от Шлиссельбурга до Ладоги уже в 1726 г. работа спорилась, количество бурлаков на строительстве прибывало. Командировались туда и свежие военные силы. Миних самоотверженно работал на канале и испытывал наслаждение от этого труда. “Я во всю мою жизнь никогда не бывал столько доволен, как при тогдашних обстоятельствах”, — писал он.
29 января 1725 г. не стало Петра I, и работы резко затормозились. В сентябре князь Меньшиков прислал указ отпустить занятые на строительстве полки на зимние квартиры, а ведь надлежало закончить еще 27 верст канала. Миних обратился к Екатерине I, которая помнила, насколько дорога была идея канала сердцу ее покойного супруга. По указу императрицы создали комиссию во главе с Меньшиковым, и члены ее пришли к выводу, что прекращать строительство канала было бы преступлением. Тем не менее, солдат, все-таки, к осени отозвали. На стройке остались только вольнонаемные бурлаки.
В 1726 г. Миних с большим трудом смог получить уже всего 1 тыс. солдат, чего хватило только для охраны канала. Однако деньги на строительство все еще выделялись, и работу можно было продолжать силами бурлаков. Открыт канал был лишь в марте 1731 г. Он поддерживался в исправности и служил удобным водным путем в обход строптивого Ладожского озера примерно до середины XIX в., но впоследствии перестал использоваться в связи с введением в строй бесшлюзного Новоладожского канала.
Итак, Ладожский канал, благодаря графу Миниху, не стал очередной гигантской “незавершенкой”, хотя участи долгостроя ему избежать не удалось. Петр считал, что с Минихом ему крупно повезло. Такой грамотный, опытный и энергичный инженер мог ему и не встретиться, и тогда продолжали бы тысячами гробить людей, копать бесполезные ямы, портить чудесную природу. ГУЛаг в чистом виде. А сколько строек было затеяно без грамотного руководства, нормальной организации, сколько невольников было согнано на болота Невы и бессмысленно загублено. Сколько талантливых людей (возможно, несостоявшихся русских “минихов”), отцов семейств, просто хороших работников угроблено на примитивных каторжных работах, сколько материалов и денег, отобранных у и без того не жирующих крестьян утоплено в зыбких северных почвах. Почаще следует вспоминать об этих “художествах” Петра, прежде, чем говорить о его достижениях.
Что касается личности Бурхарда Кристофа Миниха, то, по-моему, она сильно недооценена в отечественной историографии. Грибоедов в “Горе от ума” пишет о “временах очаковских и покорения Крыма” как о периоде ретроградном и чуть ли не реакционном. Между тем именно Миних в ходе русско-турецкой войны 1734–1739 гг. разгромил извечных обидчиков России, впервые ворвавшись в Крым и наказав врага на его территории. С тех пор “кровоточащее подбрюшье”, как метко выразился Леонид Парфенов о южных рубежах России, стало превращаться в полноценную государственную границу, а степные территории Новороссии — в обитаемые и более-менее безопасные края.
Именно Миних арестовал Бирона, а потом и сам дважды пережил опалу, побывав даже на плахе. Он оставался энергичным до глубокой старости, буквально фонтанировал проектами по преобразованию Сибири, куда был сослан, и вообще русского государства, когда вновь занял губернаторскую должность при Екатерине II. “Сон почти не смыкает моих глаз, — писал он. — С разными планами я закрываю глаза и снова, проснувшись, обращаю к ним свои мысли”.
В советское время на его могиле был посртоен свинарник.
Originally published at https://telegra.ph on April 25, 2021.
